«Каждому поколению выпадают свои испытания. Важно их пройти, чтобы чувствовать свою причастность к жизни страны». Интервью с преподавателями нашего университета к 39-й годовщине катастрофы Чернобыльской АЭС

26 апреля отмечается памятная дата – День чернобыльской трагедии. В этом году в нашей стране мы вспоминали 39-ю годовщину катастрофы на Чернобыльской АЭС, которая стала одной из самых серьёзных техногенных катастроф в истории человечества. В результате взрыва реактора произошел выброс радиоактивных веществ, что привело к массовой эвакуации и долгосрочным последствиям для здоровья людей и экосистемы.

Мы обратились к профессорско-преподавательскому составу нашего университета, чтобы узнать об их воспоминаниях и опыте участия в ликвидации последствий Чернобыльской аварии. Данные специалисты, многие из которых в то время были молодыми врачами, согласились поделиться своими историями, отражающими трудности, с которыми они столкнулись, и верность долгу, которые они проявили в те непростые времена. Их воспоминания не только сохраняют память о трагедии, но и подчеркивают важность готовности к чрезвычайным ситуациям в будущем.

Николай Бовтюк, заведующий кафедрой оперативной хирургии и топографической анатомии, кандидат медицинских наук, доцент:

«В то время я занимался обеспечением правопорядка и одновременно оказывал медицинскую помощь. Наше подразделение базировалось в Минске, но уже в начале мая нас направили в зону отчуждения. Мы отвечали за ограничение поступления на территорию 30-километровой зоны, а также участвовали в оборудовании инженерно-технических средств охраны на границе 10 километров от реактора, выполняли функции медицинского характера. Когда мы прибыли 3 мая, изначально работали по 8 часов в сутки, потом какое-то время по 12 часов, а затем пришёл момент, когда сутки работали – двое отдыхали. Первая командировка закончилась в середине июня. После краткосрочного отдыха в чистой зоне второй раз я был повторно командирован в зону отчуждения до 5 августа 1986 года в составе подразделения МВД. Здесь занимался охраной правопорядка, а также медицинским обеспечением личного состава, который был призван из запаса в два основных региона: деревня Киров, Наровлянского района Гомельской области – первое место дислокации, а второе – Брагинский район Гомельской области, деревня Савичи.

Когда уменьшилось количество резкого выброса радиации, появилась возможность дольше находиться в зоне отчуждения. Вначале мы использовали одномоментные дозиметры, которые были на вооружении в войсках, позже появились накопительные. Осуществляли контроль за уровнем радиационного поражения. Радиоактивный фон измеряли до выхода в зону отчуждения и после: считывали цифры с области печени и щитовидной железы. Вся информация фиксировалась в специальных карточках учёта личного состава. Я этим также занимался, так как работал в младшем командном составе – был старшим сержантом. Я работал как медработник и как командир подразделения, который выполняет различные виды служб: патрульно-постовая служба в зоне отчуждения, служба командиром заслона, предполагающая ограничение перемещения населения и имущества в зоне отчуждения и обратно.

В рамках выполнения обязанностей командира заслона я участвовал в организации защитных мер на территории основной дислокации, включая сооружение противорадиационных щелей и создание блиндажей, напоминающих военные укрытия. Эти меры были необходимы для того, чтобы при получении сигнала об увеличении уровня радиации личный состав мог укрыться и избежать воздействия радиоактивных лучей.

С медицинской точки зрения важным аспектом была профилактика поражения щитовидной железы, поэтому наша работа была связана с контролем приёма препаратов йода. Современных препаратов тогда не было, и в качестве профилактики применяли пятипроцентный спиртовой раствор йода, который нужно было выпивать с чаем и молоком под контролем командиров. Всё это выполнялось для того, чтобы насытить организм стабильным йодом и предотвратить всасывание радиоактивного. Процедура была обязательной и жизненно важной для участников ликвидации, являясь профилактикой развития рака щитовидной железы.

Прошло много лет с тех трагических событий, но память о них остается живой. Время может сгладить многие вещи, но оно не стерло из моей памяти тех людей, ту атмосферу и те испытания, с которыми мы столкнулись. Я помню, как важно было тогда каждый день делать свою работу и понимать ответственность в спасении людей и защите страны. Этот опыт научил меня ценить командную работу, дисциплину и человеческую стойкость. Все это мы должны передать молодому поколению, потому что готовность к чрезвычайным ситуациям – это не просто слова, а реальная необходимость».

София Синило, заместитель заведующего кафедрой хирургических болезней с курсом повышения квалификации и переподготовки по идеологической и воспитательной работе, кандидат медицинских наук, доцент:

«Я работала по распределению врачом-хирургом в Брагинской центральной районной больнице. Изначально мы ничего не знали, слухи доходили только из-за того, что район находился очень близко к Чернобылю. Когда это случилось, на завтрашний день возвращались те белорусы, которые в нашем районе работали на самой станции. Когда они вернулись, слухи пошли. Но мы в принципе не представляли, что это такое. Помню, была суббота перед Пасхой: как раз я не работала – все окна открыты, дом готовился к празднику, на улице дети трёхлетние – мой ребёнок и соседский – играли в песочнице, и даже ещё в воскресенье не чувствовалось, что что-то произошло. Тревога была, но мы не думали, что это что-то серьёзное. Когда меня в воскресенье вечером вызвали на носовое кровотечение, которое не могли остановить дежурные, то выяснилось, что наши магазины в виде автолавки не доехали до нужного места: их возвратили, так как у одного из продавцов этого магазина началось кровотечение. Тогда я примерно поняла, что случилось что-то действительно страшное.

В те времена было такое ощущение, что это война, которую не видишь. Самый большой страх появился, когда наших детей начали эвакуировать. Тогда была тревога, неясность: что делать, как быть? Медработникам можно было уезжать только с детьми до 3 лет. Тех, у кого дети были постарше, попросили остаться, так как людям нужна была помощь. До этой ситуации достаточно долгое время мы были спокойны, потому что у нас никогда такого не было: мы жили в Советском Союзе, казалось, что мы хорошо защищены и такого не могло быть. К нам тогда приехал Константин Николаевич Анищенко, первый заместитель Министра здравоохранения БССР: провёл с нами собрание и предложил, что те врачи, которые боятся за своё здоровье и здоровье своих близких, могут уехать – сразу подпишет увольнение, но попросил, чтобы кто мог, остался. Никто из медработников, кроме тех, кто был с маленькими детьми, не уехал.

На то время, когда мы, врачи, уже решили остаться, мы о себе практически не думали. Нас не призывал военкомат, мы просто были теми, кто продолжал выполнять свою работу. Все отделения тогда были эвакуированы в город Калинковичи, Гомельская область: вся больница, уехал 1-й роддом. Я помню мальчика восемнадцати лет, которого я в шесть утра прооперировала с прободной язвой, а уже в девять утра пришло распоряжение из Гомельского облздравотдела, что надо всех эвакуировать. Конечно, его сопровождал анестезиолог, но он толком из наркоза ещё и не вышел, поэтому мы очень переживали за своих пациентов. Приходилось оказывать помощь в не совсем стандартных условиях. Мы не претендовали на звание ликвидаторов, мы просто выполняли свою работу.

У нас были сформированы выездные бригады. В моей бригаде был судья Брагинского района, специалист райисполкома, я и учитель. Мы выезжали в те деревни, которые не были выселены, для того чтобы успокоить, объяснить, что можно пить, что можно есть, что с огорода нельзя, ответить на все волнующие вопросы. Потом, когда закончилась эвакуация, работа врачей заключалась в обследовании тех деревень, где было последующее отселение, например, 50-километровая зона. Чаще всего бригада военных медиков работала с одной стороны деревни, а мы с другой, и друг с другом где-то сходились, но все данные мы передавали. Я была руководителем группы. Аппараты, конечно, у нас были старыми. Мы собирали над областью щитовидной железы уровень радиации, а потом определённые цифры, которые получали, сразу отправляли машинами в больницу, в школу, в спортзал, так как дети были уже вывезены. Врачи, два лаборанта из Минска, которые были со мной в группе, сразу брали анализы. У кого они были плохие, тут же отправляли в областную больницу в Гомель, у кого были нормальные – оставляли у себя в Брагинской больнице».

Игорь Мельников, старший преподаватель кафедры гистологии, цитологии и эмбриологии:

«Я был в зоне радиоактивного загрязнения в 1987 году – в Могилевской области, Чериковском районе. Как сейчас помню: 25 мая пришел из театра, родители передали, что приносили повестку из военкомата, но не оставили дома. Утром, в понедельник, я с утра вел занятия: в 9 часов утра открывается дверь практикума –вошедший спрашивает у меня: “– Мельников? – Мельников. – Поехали!”. Я только успел предупредить заведующего кафедрой. Привезли в военкомат, быстро провели медицинский осмотр, и военный комиссар выдал предписание о призыве на военные сборы сроком на 180 суток. Конечно, реакция у меня была соответствующая: тогда по городу брали на сборы сроком на 30 суток, на 90, а тут 180! Через 5 дней, после формирования нашей части, 1 июня 1987 года, в пять утра колонна из 220 машин выехала в направлении Могилева. Прибыли мы на место (в деревню Веприн) в пять вечера. Развернули палатки, и там – в палаточном городке – жили с 1 июня до 1 ноября.

Меня назначили командиром взвода санитарной обработки – эта работа предполагала ежедневную дезактивацию личного состава, вернувшегося с работ, то есть, избавление от радиоактивной пыли. Параллельно с этим приходилось заниматься врачебным приемом прямо в палаточном городке, наш же врач базировался уже в местной больнице – в деревне Веприн. Сперва осмотр вел я, а затем направлял людей в деревню, если кто-то приболел. Приходилось также заниматься и внешней обработкой местной больницы: отмыванием крыши, стен, удалением дерна вокруг постройки, засыпкой песка на обработанных площадях.

Безусловно, окружающая обстановка вызывала стресс – все вокруг было в пыли, ее вкус ощущался на языке – кисловато-горьковатый. В этот год, 1987, набирали резервистов в возрасте от 25 до 47 лет – зрелых людей, чтобы они легче могли перенести стресс. Люди работали на совесть, старались все сделать. Все прошло достойно.

Эти события повлияли, в первую очередь, на мою научную деятельность, потому что после этого пришлось менять и научные приоритеты, направление исследований. Появился опыт общения с людьми в такой нестандартной обстановке, понимание, что такое армия, почему нужна дисциплина. Появилось понимание, зачем мы живем, сформировались цели в жизни.

Мой дед в 1920 году в составе Первой Конной армии воевал с поляками на территории Беларуси. Дядя погиб в 1944 году в боях за город Тернополь (Украина). Мама во время войны собирала самолеты ИЛ-2 на Куйбышевском авиазаводе № 18. Отец в 1959-1961 годах собирал двигатели для кораблей “Восток”, на которых летали первые космонавты. Мне в 1987 году довелось принять участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Каждому поколению выпадают свои испытания. Такие события имеют серьезное воспитательное значение, оставляя глубокий след в жизни человека, его биографии, действиях, способствуя его зрелости и осознанному отношению к жизни. Проходя через них, выдерживая их, мы получаем закалку характера, формируем понимание, что главное в жизни, а что второстепенное. Важно их пройти, чтобы чувствовать свою причастность к жизни страны».

Маргарита Бирюк, редактор интернет-ресурса отдела идеологической работы, Анастасия Тиунчик, пресс-секретарь университета. Фотографии авторов