В нашей медицине ярких биографий — море

В столице состоялась презентация сборника «Добру вечно побеждать».

Тот, кто и в мелочах не допустит небрежности, кто не станет обманывать и в темноте, кто не падает духом даже в безнадежном положении, кто борется не за отдельные цели и успехи, а за целое — саму жизнь, тот и есть герой. Именно такими предстают перед нами медики Беларуси в сборнике «Добру вечно побеждать», презентация которого состоялась в столице.

Дети — не маленькие взрослые

Скромного, доброжелательного и веселого хирурга Василия Ивановича Аверина очень любят дети. Он знает к ним подход.

— Ой, какая девочка пришла! Красавица! Небось, сама выбирала такое платье с бантиками?

Малышка не готова общаться с каждым, а тут сразу улыбается. Мило болтая с ней, врач тихонько осматривает, доверяя приборам, собственному опыту и интуиции. 

Важно выполнить работу со знаком качества и ничем не напугать. Всегда объясняет детям, что будет делать: про укол — «сейчас комарик тебя небольно укусит», про операционный стол — «поедем греть животик под большой лампой». Ребенок видит, что так и происходит, и потому открыт, настроен на разговор. Дитя — не копия взрослого. Его тело отличают различные морфофункциональные особенности, здесь другой подход к разрезам, сшиванию тканей.

Очень часто детский хирургический центр, где профессор Аверин практикует более 30 лет, — последняя инстанция, на которую надеются родители. Это заставляет совершенствоваться. Почти 200 операций ежегодно, каждая четвертая — высокотехнологичная. Аверин — среди пионеров в республике по освоению лапароскопических вмешательств. Первым из детских хирургов выполнил диагностическую лапароскопию, а затем и аппендэктомию ребенку.

Убежден, что селезенку, часто травмируемую при ДТП, удалять нельзя, ведь это «кухня» кроветворения, защитник иммунитета, поэтому занялся аутотрансплантацией ее тканей. Поврежденный орган разрезал на кусочки и зашивал в сальник, где те вскоре выполняли свои функции. 

Докторскую диссертацию посвятил экстрофии мочевого пузыря — сложнейшему врожденному пороку мочевых путей, при котором слизистая вывернута наружу, передней стенки нет. Чтобы такие новорожденные не были глубокими инвалидами, Аверин начал оперировать их сразу после появления на свет. Вместе с профессором Анатолием Соколовским в момент этого вмешательства опять стали пионерами — сделали вертлужную остеотомию с замыканием тазового кольца. Дети получили шанс на полноценную жизнь.

В коллективе, который возглавляет Василий Иванович, заведующий кафедрой детской хирургии БГМУ, первыми в СНГ при гастроэзофагеальной рефлюксной болезни выполнили фундопликацию по Ниссену, малоинвазивно лечат гастрошизис по Бьянки, болезнь Гиршспрунга, формируют сосудистые анастомозы при синдроме портальной гипертензии. Ежегодно консультируют более 20 тысяч детей, создали банк данных малышей, истории болезни которых похожи на сказку со счастливым концом.

Когда Василия Ивановича попросили выступить, он скромно заметил:

— Я всего лишь карлик, сидящий на плече такого гиганта, как Олег Северьянович Мишарев. Он основатель школы детской хирургии в Беларуси, заслуженный деятель науки БССР. Если бы не Учитель, у нас не было бы такого ДХЦ. Заслуга ученого в том, что из проблемной лаборатории по исследованию гомеостаза у детей с воспалительно-гнойными заболеваниями, которую он создал, вышли 50 кандидатов наук; а коллектив напоминает семью, где все держится на доверительных и теплых отношениях. Это лучшие условия для благоприятной работы и научных исследований.

Зачем ходят на Эверест

— Мишарев был готов к тому, что в здании, которое он возводит, будут жить другие; он оказался способным постигать даже то, что мы не в силах себе вообразить, — сказал об Учителе еще один герой книги — врач-анестезиолог-реаниматолог детского хирургического центра, доцент Эдуард Бернардович Липень. — Олег Северьянович не был химиком, биологом, генетиком, но гениально организовал дело, в котором доктора росли как хирурги и ученые, работающие на стыке этих наук. В Москве еще не создали анестезиологию и реанимацию, а у нас она уже была. 

Я начинал трудиться с ним в 1963 году и хочу рассказать о Мишареве как о человеке. Он выпускник Саратовского мединститута, там окончил аспирантуру и защитил кандидатскую. Фронтовик, имел тяжелое ранение. Когда открывался свищ, ходил прихрамывая. Но извлечь осколок не торопился: тот сложно сидел. Как многие врачи, лечиться не любил. Вокруг раны обмазывал ногу сметаной и звал любимого кота «поработать». 

Олег Северьянович создал кафедру детской хирургии БГМУ, обозначил с десяток направлений в этой науке, обеспечил новый уровень обезболивания, без чего двигаться дальше нельзя. Тяжелые воспалительные процессы, остеомиелит, деструктивная пневмония, с которой не могли справиться, требовали дополнительного изучения, а методики коррекции аномалий развития были вообще в новинку. Благодаря Мишареву сегодня ни один ребенок не умирает от гнойных осложнений, атрезии пищевода и диафрагмальной грыжи. За это заплачено десятилетиями кропотливой работы. 

Мишарев поддерживал тесные связи с кафедрами и клиниками детской хирургии многих вузов страны, приглашал к нам светил; а приезжая с конференций и съездов, сразу стремился внедрить в практику все новое. Превыше всего ставил интересы пациента, дела и коллектива. Если я дежурил, то — так заведено — обязательно в полночь звонил шефу и докладывал о каждом тяжелом больном. Он способен был говорить и полчаса, пока детально не выяснял, как мы думаем откорректировать лечение. Нередко спрашивал, какую книгу читаю, когда последний раз был в театре, и добавлял, что ничто не наше, кроме энергии и воли, все остальное принадлежит великим людям.

Когда я первый раз сходил в горы и взахлеб рассказывал, какая это красота, он заметил: «На вершину взбираются не для того, чтобы ближе увидеть небо, а чтобы разглядеть равнину. Прогулка в горах равнозначна посещению храма — сохраните это в своей душе».

Искусство было увлечением и отдушиной Мишарева, он мог так эмоционально говорить о мастерах кисти, что мы не пропускали выставок в художественном музее. Я, например, полюбил полотна Рериха: горы на них как живые, именно такими потом и увидел их…

— Где и как вы «заболели» альпинизмом? — спросили Липеня сидящие в зале.

— Студентом поехал по призыву комсомольцев на целину в Казахстане. И там встретил ребят, которые ходили в горы. Сидим у костра вечером. Кругом бескрайняя степь, а у них разговор только о скалолазании. Они меня так «заразили», что начал упорно тренироваться, «дослужился» до почетного звания Снежного барса — его присваивают за покорение всех семитысячников бывшего Советского Союза (5 горных вершин высотой более 7 тысяч метров). Стал мастером спорта международного класса.

— Вам приходилось кого-нибудь спасать в горах?

— Даже оперировать. У альпиниста, которого мы нашли почти в полночь, образовалась гематома (камень упал ему на голову). Я увидел все симптомы сдавления одного полушария мозга и знал, что это верная гибель. Ждать нельзя. Мобильных телефонов тогда не было — невозможно сообщить о случившемся. В руках у меня отточенный нож и альпинистские крюки — уже кое-что. Пошел на риск — с помощью этих «инструментов» сделал трепанацию черепа прямо на горе. Удалил пару стаканов крови, и человек пришел в сознание. Конечно, если бы он умер, меня посадили бы в тюрьму, ведь специализации по нейрохирургии у меня нет. Но альпинист выжил и через какое-то время вернулся к своему увлечению. 

Довелось спасти и мальчика в тибетском монастыре: ребенок угасал от огромного карбункула на шее. Операция несложная, пациент быстро поправился. 

Как врач участвовал в американо-китайско-советской экспедиции на Эверест. Там никаких экстремальных ситуаций не возникало. Мой долг — обучить каждого альпиниста, с которым карабкаемся на вершину, навыкам первой доврачебной помощи. О покорении горы, считаю, нельзя говорить, ведь ты стоишь на ней считанные минуты, а потом ветер сметает твои следы. Это суровый вид спорта; впрочем, веселые альпинисты шутят, что связывают себя одной веревкой, чтобы самый разумный из них не сбежал…

«Сантехник в палате лордов»

Путеводная звезда есть у каждого, только не всякий улавливает ее свет и следует за этим лучиком. Феликс Борисович Баторин и не помышлял 

о профессии врача, он с 4 лет говорил близким, что будет писателем или поэтом. Мать, учительница, отвечала: 

— Вначале надо стать хорошим человеком.

— А как это сделать? — наивно спросил он.

— Надо хорошо учиться, много читать и работать.

В 4 года быстро освоил чтение. И это помогло ему… грамотно принять роды у кошки, которая мучилась и никак не могла произвести котят на свет.

Подошел к книжной полке, вгляделся в корешки томов. На одном стоял красный крестик, на обложке нарисован доктор. Увидев нужную главу, из всего сложного, что там было 

написано, понял лишь слово «массаж» — мама всегда делала его, когда болел.

Животное шипело, царапалось и в руки «акушеру» не давалось. Наконец, Феликс схватил его за голову, обвязал лапы полотенцем и начал тихонько массировать пушистику живот. Кошка успокоилась, и минут через 10 в руках у мальчика появился мокрый слепой котенок.

В 6 лет мать отправила сына в пионерский лагерь. Он был там младше всех. Вечером услышал, как старшие мальчики говорят «про это».

— «Какие дураки, не имеют даже представления о размножении!» — подумал я и решил им все объяснить, — вспоминает Баторин. — Пошел на сажалку, наловил головастиков в разных стадиях развития, принес в лагерь, сделал плакаты и учинил лекцию. Что тут началось! Откуда такие разговоры о запретной стороне жизни?! Секса же в СССР «не было»! В лагерь срочно вызвали маму. Когда воспитательница, захлебываясь от негодования, стала трясти плакатом, на котором я изобразил сперматозоид, и рассказывать о моих не в меру ранних познаниях, мама спросила: «А разве здесь что-то неправильно?». — «Кто вы по образованию?». — «Педагог». — «Так вот знайте, что вашего сына мы исключим из пионерского лагеря».

Ну, до этого не дошло. В тот же вечер воспитательница потеряла золотое кольцо. И надо такому случиться, что искал его весь лагерь, а нашел я. И отдал, что было для нее удивительно. Гнев сменили на милость, меня оставили до конца смены; прощаясь, она неожиданно сказала: «Наверное, ты будешь ученым или врачом».

Я писал стихи всегда, сколько себя помню, и сестра (она умерла в 16 лет от почечной недостаточности — застудилась в войну, ведь не было ни одежды, ни обуви, жили в неотапливаемых сенцах, а на улице дикий мороз) просила не губить дар, а учиться дальше у великих поэтов. Тогда я не подозревал, что стихи — это превращение крови в чернила; рифмовал, когда накатывало. После окончания школы уехал в Москву поступать в Литературный институт имени Горького. Но не имеющих опыта жизни (что интересного может сказать миру 17-летний человек?) на экзаменах всячески срезали — недобрал нужного балла. Расстроился, а мама говорит: ни Чехову, ни Вересаеву, ни Булгакову профессия врача не помешала стать гениальными писателями. 

Так я оказался в Минском мединституте. Учиться было очень интересно. По распределению попал в Борисов, а дальше началась большая практика — в 3-й городской клинической больнице Минска, затем во 2-м клиническом госпитале, где лечил и делал операции как акушер-гинеколог 28 лет… 

Когда у Баторина спрашивали, почему не знаменит, как другие, шутил, что его специальность — сантехник в палате лордов.

Он уверенно держал в руках скальпель и перо — самостоятельно изучил идиш, чтобы перевести книги Шолом-Алейхема. Знал немецкий, сделал один из наиболее близких к оригиналу перевод «Лорелеи» Генриха Гейне. Иоганн Вольфганг фон Гёте, Осип Мандельштам, Булат Окуджава, Томас Бергер,  Моисей Кульбак, Григорий Релес благодаря Баторину зазвучали на белорусском. 

На счету Феликса Борисовича более 3 тысяч операций. А после одного дежурства в госпитале чуть не стал инвалидом. Женщину доставили в приемный покой без сознания. Внематочная беременность. Он стал делать искусственное дыхание, массаж сердца, а потом подхватил на руки и понес в операционную на 3-й этаж. Позвал реаниматологов — и вместе спасли молодую жизнь. Правда, назавтра Баторин слег: заработал грыжу. И сам попал на операционный стол.

Поэтические сборники стихов выходили регулярно, в профессии он не отставал, а шел впереди. Учился у замечательных врачей. Впечатленный операцией в НИИ (ныне — РНПЦ) онкологии и медрадиологии имени Н. Н. Александрова, которую провела профессор Екатерина Вишневская (удалила 12-килограммовую опухоль, отсекая ее буквально по сантиметрам), Баторин прошел специализацию по онкогинекологии — и начал все с чистого листа.

Он видел, как Екатерина Ефимовна — маленькая, худенькая — героически выстаивает труднейшие многочасовые операции, а вечерами, запершись в кабинете, пишет замечательные книги, по которым учатся онкогинекологи всего СССР. В знак уважения первый оттиск книги она дарила Феликсу Борисовичу. «Всякое творчество направлено в ухо Всевышнего, — сказала она. — Главное — пишите стихи, они поднимают человека над обыденностью». 

Феликсу Борисовичу пришлось ухаживать за старшим братом-инвалидом (в 7 лет он переболел менингоэнцефалитом), за родителями, что лишь отеплило его душу, потому такие добрые, душевные получаются стихи. И хотя о поэзии говорят, что это чувство, закованное в броню размера и рифмы, для доктора она — глоток воздуха, способность без конца постигать человеческое сердце.

Делай добро хотя бы на вес пылинки

Чтобы болезнь рассыпалась, необходимо стрелять точно в «десятку», считает кандидат мед. наук, доцент кафедры физиотерапии и курортологии БелМАПО Игорь Андреевич Рыбин. Тщательное обследование человека, точный диагноз и составление лечебного комплекса — для него незыблемое правило. А еще он любит поговорить с пациентом по душам, чтобы понять, какая причина привела на больничную койку. 

Доктор убежден: сегодня медикам необходимо иметь духовные знания, тогда лечить гораздо проще. Часто четко прослеживается связь болезни с душевным и духовным состоянием страдальца. Кроме таблеток, требуются внутренняя «работа над ошибками», отказ от неверного образа мыслей и поведения. 

Это не игнорирование официальной медицины, а поиск психологических методов возрождения личности. Врачи обязаны знать о духовном происхождении болезней, которые часто маскируются под телесные: боли в сердце, животе; аллергия, неврологическая патология, кожные высыпания. Исследование подобной взаимосвязи научными методами было под запретом и в богоборческом СССР, и даже в демократической Америке. Сегодня почти половина всех медицинских школ в США предлагают курс на эту тему. А опрос 269 врачей на собрании Американской академии семейных терапевтов показал: 99% из них полагают, что обращение к Богу помогает выздоровлению.

Лекции, которые Игорь Рыбин читает врачам, тонкие, философские, богато насыщенные фактурой. Он опирается не только на религиозный и научный опыт мыслителей и ученых прошлого (Паскаля, Фарадея, Ома, Ньютона, Павлова, Коха, Лорана, Пирогова), но и рассказывает истории пациентов реабилитационного отделения Минской областной клинической больницы, которое возглавляет. Его жена, Людмила Николаевна, работает в отделении неврологии. Вышло так, что она тяжело заболела и оказалась в реанимации. Шансов выжить (как врач Рыбин это знал) было очень мало. Обуянный горем, он зашел в старую Александро-Невскую церковь в столице и простоял на коленях перед иконой Божией Матери, молился как знал, своими словами, то и дело утирая слезы, что потоком текли из глаз. В какой-то момент почувствовал в душе облегчение. Утром пришел в больницу, а врач радостно сообщил ему: «В состоянии Людмилы Николаевны произошел перелом — она будет жить!».

Все подвигало его к вере. В Боровлянах возводил из красного кирпича Благовещенский храм священник Андрей Крутелев. От онкологического заболевания умерла его жена, оставив троих детей, — отец поднимал их один. Проникнувшись этой трагедией, Игорь Андреевич стал помогать Крутелеву в строительстве, благоустройстве. Когда надо было, пел в хоре, прислуживал, наставлял молодежь. А вскоре стали происходить чудеса: по молитве в этой церкви женщины, которым вынесли приговор «бесплодие», исцелялись и получали долгожданное дитя. 

18 лет не прошли, а пролетели с момента, когда он обратил внимание на взаимосвязь 

нравственности и здоровья. С одной стороны, продолжал заниматься физио-, мануальной, рефлексотерапией, ЛФК, массажем, совершенствуя методы; с другой — вел Свято-Пантелеймоновские чтения, конференции православных медиков, психологов и педагогов, делал все, чтобы сотрудничество между Министерством здравоохранения и православной церковью было активным. Рыбину поддаются болезни позвоночника; одного вылечил, другого — и сарафанное радио уже разнесло по округе: идите к этому доктору!

Часто с ним устраивают прямые линии белорусские СМИ, и он терпеливо отвечает на звонки, рассказывая людям, отчего появляются грыжи Шморля, как лечить сколиоз, артроз тазобедренных суставов, исправить осанку, какой санаторий выбрать.

— Большая проблема современного общества — работа на износ, до полной усталости, — говорит Игорь Андреевич. — Все что-то строят, таскают тяжести, копают, на дачах борются с сорняками до изнеможения. А потом приходят к врачу с жалобами: спина болит. Разве человеку так много надо, чтобы, не разгибаясь, с утра до ночи беспокоиться о материальных благах? Жизнь таких людей уходит быстро, ей с ними неинтересно.

В сборнике «Добру вечно побеждать» (в него вошли и статьи, опубликованные в «Медицинском вестнике») мы встречаемся с социальными работниками, сиделками, волонтерами, узниками концлагерей, которые стали медсестрами и врачами. Узнаём много необычных историй о скромных медиках, в экстремальных условиях превращающихся в героев. Их «сэнс жыцця — працяг жыцця» — написал в стихотворении Феликс Баторин, а вся мудрость профессии заключена в 3 словах: бороться,  надеяться и не сдаваться.

Фото: Аркадий Николаев, Элла Олина
Медицинский вестник, 24 июля 2014