Елена Скугаревская

Люди, хорошо знающие Елену Скугаревскую, говорят, что она перфекционистка — из тех, кому «во всем хочется дойти до самой сути», человек исключительной преданности профессии.

Елена Ивановна — профессор кафедры психиатрии и медицинской психологии БГМУ, авторитетный специалист. После 10 лет работы в качестве члена экспертного совета Высшей аттестационной комиссии Беларуси возглавила единственный в стране совет по защите докторских и кандидатских диссертаций по психиатрии и наркологии. С 1999 по 2004 год заведовала кафедрой, потом Елену Ивановну сменил сын — тоже доктор мед. наук, профессор Олег Скугаревский, сегодня он руководит коллективом.

Доктором мед. наук, профессором был и супруг Елены Ивановны — Алексей Федорович Скугаревский, заведовавший кафедрой психиатрии БелГИУВ (ныне — БелМАПО). Невестка Марина — тоже психиатр, кандидат мед. наук. Дочь Ольга работает наркологом в Минском городском наркологическом диспансере. Старший внук Антон — староста научного кружка по психиатрии БГМУ (учится на 6-м курсе). Подрастают еще трое внуков.

Такая вот уникальная семья, о которой можно говорить как об огромном достижении Елены Скугаревской.

Профессор считает, что в жизни ей повезло: занимается любимым делом, воспитала достойных наследников.

Эпоха перемен подбросилаработы психиатрам

— Елена Ивановна, когда-нибудь жалели, что стали психиатром?

— Если бы пришлось начать заново, опять сделала бы такой же выбор. Всегда ощущала свою полезность. А сейчас специалисты нашего профиля особенно востребованы. Мир лихорадит, один кризис сменяется другим, люди переживают неустроенность, тревожатся о будущем. В эти периоды во всех странах растет потребление психоактивных веществ, число невротических расстройств. К сожалению, по оценкам ВОЗ, Беларусь входит в десятку самых пьющих стран мира. По количеству суицидов мы тоже «в лидерах» среди европейских государств. Это драматично. И без помощи врачей не обойтись.

— Ваша кандидатская диссертация посвящена взаимосвязи расстройств настроения и нарушения обмена биологически активных веществ (биогенных аминов) при алкоголизме, а докторская называется «Клинико-биологические корреляции в системе оценки прогредиентности алкоголизма». Значит, и в конце 1960-х, и в 1980–1990-е годы проблема алкоголизма была актуальной?

— В конце 1960-х годов мир начинал заниматься биологически активными субстанциями, нейрогормонами, катехоламинами. Меня это очень увлекало. Как ученый я довольна, что спустя столько времени (кандидатскую защитила 45 лет назад) все полученные мною данные подтверждаются. Биологическим методом (аппаратурой мы тогда были оснащены недостаточно) я определила, что уровень серотонина в крови страдающих алкоголизмом в период похмельного синдрома в 10 раз ниже нормы. Это объясняет депрессию и как следствие — склонность к суицидам.

Работая над докторской, изучала, какие изменения в организме претерпевают этанол и его еще более токсичный метаболит — ацетальдегид. Исследовала различные категории пьющих. У «резистентных» людей, устойчивых к алкоголю, токсичные продукты обезвреживались успешно, это не грозило тканям драматичными последствиями. Многим из этой группы часто приходилось участвовать в официальных приемах, застольях. Спиртное не вызывало признаков выраженного опьянения, человек контролировал свое поведение, был активным, стеничным, цельным, самостоятельным, оптимистично настроенным. Правда, убедить их «послужить науке» было крайне трудно: мужчины занимали высокие посты и испытывали дефицит времени. 

Мне кажется, перспективно изучать этот контингент и дальше. Надо выяснить, как обеспечивается сопротивляемость организма, что нейтрализует спиртное, тогда можно эффективнее бороться с алкоголизмом, успешнее наладить профилактику.

— А почему вы заинтересовались проблемой бесконтрольного использования психических технологий, в т. ч. в деятельности деструктивных культовых организаций?

— В конце 80-х–начале 90-х годов прошлого века в нашу страну хлынул поток организаций деструктивного толка: «Белое братство», «Аум Сенрикё», «Церковь объединения» (последователи Муна), «Богородичный центр», «Дети Бога» (или «Семья») и другие; активизировались псевдоврачеватели. Немецкий психиатр Карл Ясперс говорил, что общество, лишенное надежды, ищет отдохновения в мистике. В кризисные периоды все жаждут чуда — нашествие миссионеров традиционно усиливается. Цель новоявленных гуру — воздействие на людей, захват власти, обогащение, влияние на политику. При помощи специальных психологических техник ловцы душ разрушают личность, вызывают зависимость, превращают свою паству в послушных рабов.

Помню волну психических расстройств и даже суицидов, прокатившуюся после телесеансов Анатолия Кашпировского. Психотерапевт по специальности, он понимал, что́ творит, какими страшными могут быть последствия его «показательных» выступлений. Взрослые, которых привозили к нам в больницу, страдали галлюцинаторными переживаниями с участием Кашпировского. У детей были судорожные синдромы. Итог просмотра телесеансов этого «мага» и ему подобных, воздействия деструктивных культов удавалось нивелировать порой только через 5–7 лет. 

Позже по инициативе Минздрава я вошла в состав экспертного совета Комитета по делам религий и национальностей при Совете Министров Республики Беларусь: для оценки состояний жертв неокультов, оказания им помощи, последующей профилактики.

В основном среди пострадавших были женщины, молодежь, несовершеннолетние — очень многие из семей, где есть физическое и психологическое насилие, зависимость от алкоголя, наркотиков и т. д. Это наиболее подверженные различным влияниям люди. На практике мы иногда сталкивались с тяжелейшими психозами, сопровождавшимися бредом и галлюцинациями, которые близкие и врач принимали за шизофрению. Потом диагноз снимали: мы понимали, что помешательство индуцировано, поскольку в характере переживаний пациента фигурируют догмы, установки известных неокультов.

Даже в доморощенных сектах, не имевших большого распространения, случались трагедии. Например, в Минске была организация под названием «Трон». Ее основатель внушал, будто читает мысли, способен управлять будущим. Одну женщину довел до тяжелого психоза: она слышала голос учителя, выполняла его команды — и в конце концов совершила суицид. Сам гуру запутался настолько, что впал в глубокую депрессию и тоже наложил на себя руки…

Благодаря стабилизации в обществе, профилактике, просветительству стало заметно меньше случаев индуцированного помешательства. И все-таки о полном благополучии говорить рано. Неокульты не исчезли, по телевизору по-прежнему показывают программы и шоу, представляющие опасность для неустойчивой психики. 
Накопленный мною опыт и знания остаются востребованными.

— Представляет ли угрозу для психики новая — виртуальная — зависимость?

— Компьютерная эра, безусловно, очень прогрессивна. Но крайние формы «прилипания» к гаджетам приводят к разрыву с социумом, изоляции. В Японии серьезно обеспокоены судьбой молодежи, которая утратила потребность в живом общении, настолько ушла в виртуальную реальность, что и не стремится создавать семьи. Это, конечно, отклонение, требующее коррекции.

— Елена Ивановна, какие стереотипы в отношении душевно больных до сих пор сохраняются у наших сограждан и должны быть преодолены?

— К сожалению, в обществе по-прежнему сильна стигматизация людей с психическими расстройствами. На них навешиваются ярлыки, их сторонятся, избегают, считают опасными. ВОЗ с этим борется не одно десятилетие, и на Западе отношение к такой категории стало гораздо гуманнее. На них не смотрят как на обузу общества или как на изгоев. Это помогает в лечении и реабилитации. Некоторые наши пациенты чрезвычайно талантливы, воспринимают мир ярче и глубже, чем многие здоровые люди, и не должны подвергаться унижению из-за болезни.+

— Что является, на ваш взгляд, самой надежной защитой от психических расстройств в периоды нестабильности, кризисов?

— Гармоничная, доброжелательная психологическая атмосфера — дома, в кругу друзей, на работе. Любимая профессия, полезная деятельность, активная позиция, интерес к жизни — лучшая профилактика психических расстройств, в т. ч. возрастных.+

В нашей семье каждый был свободен в выборе

— Белорусская психиатрия обязана Скугаревским за два поколения специалистов. Вы с мужем сознательно готовили себе преемников?

— Мы с Алексеем Федоровичем просто увлеченно трудились, никогда не ругали свою специальность. В глазах детей медицина выглядела привлекательной, вот они ее и выбрали. Одно время в династиях усматривали протекционизм и коррумпированность. На самом деле это надуманно. В любой профессии важна преемственность. Врачевание — особое искусство, нужно обладать мудростью, опытом, научными знаниями. Все это приобретается с годами. И если семья дружная, сплоченная, трудится на одной ниве — значит, есть отличные условия для постоянной передачи опыта, обмена информацией, взаимообогащения, следовательно, для воспитания, развития, формирования специалистов высокого уровня. В таких семьях по наследству передаются библиотеки (сейчас уже и электронные) — профессиональное «вооружение». 

Когда сын избрал для докторской диссертации проблему нервной анорексии, коллеги даже упрекали меня в недальновидности. Тема, мол, «невыгодна», поскольку пациенты с расстройствами пищевого поведения — очень сложная категория для научной работы, лечению поддаются тяжело. А тема оказалась актуальная, малоисследованная… У нас в семье никто не стремился выбирать легкие пути. И «политика» всегда базировалась на уважении интересов друг друга. Дочь Ольга не пошла в науку, посвятила себя практической наркологии. И мы приняли ее позицию, хотя, не скрою, согласиться с таким выбором было трудно.

— А не испытывали ли вы с мужем своеобразной профессиональной конкуренции?

— Ну что вы! Я очень радовалась его успехам. Он был для меня абсолютным авторитетом.

— Среди нехимических зависимостей есть и такая — от работы. Она держит в цепях многих современных людей. Относите ли вы, Елена Ивановна, себя к числу трудоголиков? Знакомо ли вам эмоциональное выгорание?

— Я предана психиатрии, посвятила ей жизнь. Но о зависимости говорить не стала бы. Есть другие интересы. Прежде всего, семья, которой уделяю время и внимание. Я любила мужа, люблю детей, внуков. Между защитой кандидатской и докторской прошло больше 20 лет, ведь пока дочь и сын подрастали, забота о них лежала в основном на мне.

Когда общаешься с психически больными, переживаешь с ними драматические ситуации, это накладывает отпечаток на твое душевное состояние. Однако если удается помочь, испытываешь удовлетворение, радость. А интерес и радость — два фундаментальных положительных момента, которые защищают от выгорания. И именно они — интерес к науке, сознание своей востребованности — вели по жизни и мужа, и меня. Радуюсь успехами учеников. Шесть кандидатских диссертаций завершены под моим руководством. Готовятся еще две работы. В ноябре по алкогольной проблематике защищена докторская, она продолжает и мои научные исследования.

Когда устаю, то стараюсь выехать на дачу, погулять по лесу, заняться простыми житейскими делами. И быстро прихожу в форму. Очень люблю выращивать цветы, глядеть на это чудо.

— Известный российский нейрофизиолог Наталья Бехтерева к концу жизни стала глубоко верующим человеком. А на каких мировоззренческих позициях стоите вы?

— Уверена, что у каждого в душе есть Бог. Десять христианских заповедей отражают человеческую мудрость и воспринимаются мною как правила, которых надо придерживаться в жизни. 

Медицинский Вестник, 6 февраля 2014