Алексей Кубарко: «У человека всегда должно быть дело, которое хочется успеть выполнить»

доктор мед. наук, профессор, заведующий кафедрой нормальной физиологии БГМУ

'Очень многое закладывается в человеке с рождения. Одних природа наделяет пытливостью ума, жаждой знаний, стремлением открывать новое, других нет. Людей моего поколения подстегивали еще и трудности.'

Однажды на чердаке родительского дома он наткнулся на стопку старых журналов по радиотехнике. Сам удивился: как в многодетной крестьянской семье в голодные послевоенные годы выкраивали деньги, чтобы выписывать для мальчишки такое издание? Там, в его родной деревне Воля, и пробудился тот исследовательский дух, который определил судьбу и помог найти дорогу в жизни. 
И сегодня доктор мед. наук, профессор, заведующий кафедрой нормальной физиологии БГМУ, заслуженный деятель науки Беларуси Алексей Иванович Кубарко самым увлекательным занятием по-прежнему считает поиск ответов на открытые вопросы, которых и в жизни, и в медицине не счесть.

Родом из Воли

— Сейчас много рассуждают о том, как стимулировать в детях тягу к знаниям, воспитать лидера. Ваше поколение не было «обласкано» таким вниманием к себе. Что побудило сельского мальчика получить образование и выйти в люди?

— Думаю, очень многое закладывается в человеке с рождения. Одних природа наделяет пытливостью ума, жаждой знаний, стремлением открывать  новое, других — нет. Людей моего поколения подстегивали еще и трудности. Жили после войны бедно. За хлебом с вечера занимали очередь, и не всем утром его хватало. Питались в те годы мы в основном картошкой и простоквашей. 

Я рос в большой семье. У родителей было 11 детей, трое из которых умерли маленькими. Сын только я, как у Некрасова: «семья-то большая, да два человека всего мужиков-то: отец мой да я…». С юных лет и косил, и рубил, и строгал...

Очень многим обязан наставникам, которых повстречал на своем пути. Школа в нашей деревне сгорела во время войны. Первые 4 класса обучение шло в домах сельчан, а потом в средней школе г. п. Ружаны. Некоторые из учителей начинали преподавать еще в царские времена и обладали исключительной профессиональной подготовкой. Оценки никто не натягивал и не занижал. И планку требований держали высокую. В 2009 году мы встретились с одноклассниками по случаю 50-летия окончания школы, и я убедился: все, кто хорошо занимался, реализовали себя в жизни и добились успеха.

— Вы ведь не сразу поступили в мединститут?

— Школу я окончил в 16 лет, родители опасались отпускать меня одного в город. Устроился бракером-приемщиком на лесосеке: оценивал качество древесины, сортировал, приносил деньги в дом. Семья нуждалась в работнике. Но и мать, и отец, окончившие несколько классов церковно-приходской школы, понимали: образование откроет новые горизонты детям. Все младшие сестры тоже продолжили учебу, в т. ч. в вузах. Одна из них — София — поступила, как и я, в медицинский, стала врачом.

— Чем запомнились студенческие годы?

— Учебой, производственной практикой, военными сборами, исследовательской работой. Я посещал кружок у доцента Федора Горского, который заведовал кафедрой медицинской физики, и постепенно стал там своим человеком. Мне нравилось заниматься научным поиском, экспериментировать, творить. За создание устройства для измерения артериального давления крови неинвазивным методом удостоился звания лауреата Всесоюзного смотра научно-технического творчества. Позже получил бронзовую медаль ВДНХ за свои исследования. Федор Константинович ходатайствовал перед ректоратом, чтобы меня оставили в аспирантуре по экспериментальной физике. Но решение приняли не сразу. Год мы вместе с женой работали в Пинске.

— Интересно, можно было студенту в ваше время прожить на стипендию?

— Без помощи — нет. Все 5 лет учебы в мединституте я подрабатывал лаборантом в кабинете звукозаписи музыкального училища им. М. И. Глинки. Благодаря тому, что постоянно слушал классику, стал понимать и полюбил ее. И сейчас при любой возможности наслаждаюсь музыкой Моцарта, Шуберта, Шопена, Бетховена, Чайковского и других композиторов.

Во главе альма матер

— Вы возглавили мединститут в 1986-м, когда случилась Чернобыльская авария. Трагедия такого масштаба не могла не отразиться на вашей работе…

— Сразу пришлось оказаться в эпицентре проблем, связанных с медицинскими последствиями. Вошел в состав Чернобыльского комитета, созданного в системе Минздрава. Ситуация была новой для всех, возникала тысяча вопросов. Требовалось организовать дозиметрическое обследование (а оборудования не хватало), разместить в общежитиях института эвакуированные семьи, организовать их быт, оказать медпомощь. Мы формировали выездные врачебные бригады для работы в Гомельской и Могилевской областях. С благодарностью вспоминаю активное участие М. Павловой, А. Астапова, Л. Астаховой и многих других сотрудников МГМИ. Жизнь требовала выработать стратегию. В мае, будучи еще проректором по науке, собрал ученый совет, на котором попробовали спрогнозировать возможный рост рака щитовидной железы, и немедля под руководством профессора Е. П. Демидчика начали организовывать РНПЦ опухолей щитовидной железы. 

Позже уже как ректор института вместе с профессором О. П. Чудаковым поехал в Москву просить содействия в создании научного подразделения, которое занималось бы исследованиями проблем Чернобыля. Но на приеме у заведующего отделом по науке ЦК КПСС поняли, что о медицинских последствиях Чернобыльской катастрофы там имели слабое представление. Знаний не хватало всем. Потребовалось подтверждение министра здравоохранения СССР, что информация объективна. Предложения рассмотрели и поддержали. 

Белорусский опыт востребован и сегодня в Японии, где такие же вопросы встали перед учеными и правительством после Фукусимской аварии.

— Вы ведь и позже, уйдя с должности ректора, продолжали заниматься тиреоидологией?

— Две монографии «Щитовидная железа у детей», «Щитовидная железа. Фундаментальные аспекты» — мой посильный вклад в решение Чернобыльской проблемы. Я искал ведущих специалистов в Беларуси, России, Японии, США, стараясь объединить знания и усилия, а потом подключил спонсоров, чтобы издать книги. Вышли они в Японии на русском языке, сейчас их можно прочесть в интернете. Это была целиком гуманитарная акция: авторских вознаграждений никто не получил.

— Что подтолкнуло вас в период ректорства заняться унификацией медобразования?

— В те годы (в т. ч. из-за Чернобыльской аварии) мы начали сотрудничать с зарубежными коллегами, смогли взглянуть на уровень обучения, профессиональной подготовки со стороны и поняли, чего нам не хватает. Заключили ряд договоров с университетами разных стран, многие сотрудники МГМИ прошли стажировки за границей. Лучшее из иностранного опыта сразу же захотелось использовать в нашей системе образования. Особенно, считаю, мы продвинулись в стоматологии. Отказались от принятой в Советском Союзе глубокой специализации и начали готовить врачей-стоматологов общей практики, которые должны уметь и зуб полечить, и пломбу поставить, и несложную хирургическую операцию сделать. Это позволило разгрузить узких специалистов. Поддержку нам оказали министр здравоохранения В. С. Казаков, начальник управления кадров и учебных заведений Минздрава В. В. Шило, профессора П. А. Леус и Э. М. Мельниченко. Были и другие идеи по реформированию медобразования, но по разным причинам не все удалось реализовать, что меня тяготило, и я ушел с должности ректора.

— Инновации всегда вызывают недовольство консерваторов. Было ли сопротивление вашим реформам со стороны коллег? 

 — Это естественная реакция тех, кому не хочется что-то менять и самим меняться. Но, к чести нашего поколения, скажу: энтузиазма и желания совершенствоваться имелось тогда больше, нежели сегодня. Несмотря на то, что в 90-е годы прошлого века инфляция зашкаливала, часто нечем было выдавать зарплату. Помню, как мы с главным бухгалтером взамен денег выписывали бумажные чеки. Тогда же перестали действовать нормативные акты об образовании — приходилось решать вопросы, полагаясь лишь на опыт и интуицию. Но все-таки люди думали об интересах дела, старались сохранить лучшее, что было в нашей системе подготовки медкадров, двигаться вперед и развиваться.

— В тот период многие наши сограждане уезжали за границу. Не было ли у вас такого соблазна?

— Нет. Я с большим интересом путешествовал, работал, учился за рубежом. Но мыслей остаться там навсегда не возникало. Когда у японца спрашивают: «Что собираетесь делать во второй половине жизни?» — он обычно отвечает: «Отдавать долг обществу». Считаю, это очень правильная гражданская позиция: стремиться отдать долг стране и людям, которые позаботились о твоем становлении. 

— Ваша дочь училась в мединституте, когда вы его возглавляли. Вероятно, была «обречена» только на образцово-показательное поведение и отличную учебу? 

— Юле пришлось нелегко: то, что разрешалось другим, ей запрещалось. Она осознавала ответственность и очень старалась не подвести меня. Когда дочь окончила институт, а я ушел с должности, каждый из нас почувствовал облегчение.

Ностальгия по горящим глазам

— Алексей Иванович, что вы вкладываете в понятие «интеллигентность»?

— Думаю, это почти врожденное качество. Хотя, конечно, среда может развить заложенное природой. Моя бабушка по маминой линии умела читать и немного писать. И была удивительно тактичным и воспитанным человеком, гораздо большим интеллигентом, нежели некоторые с высшим образованием и даже с ученой степенью.

— Что в высшем образовании сегодня вас огорчает?

— Серьезной считаю проблему преподавательских кадров. Престиж профессии резко упал. На многих кафедрах БГМУ вакансии не заполнены или заполняются выпускниками других вузов. А это неправильно. Врачей должны готовить люди с медицинским образованием. В советские времена вузовские работники стажировались в лучших союзных институтах и университетах, у известнейших профессоров и академиков. Сегодня такой системы подготовки фактически нет, что сказывается на широте кругозора, общей культуре преподавателей. Конечно, можно учиться за границей. Но это доступно пока немногим и, к сожалению, не всегда самым талантливым студентам. Может, во мне «говорит» возраст, но сегодня в студенческой среде заметна утрата духа творчества, стремления к науке, что огорчает. Раньше в аудиториях я видел куда больше горящих глаз.

— Можно ли в таком случае говорить о нашей вузовской науке?

— Научные лаборатории в Пенсильванском или Калифорнийском университетах США финансируются так же, как вся наша Академия наук. Понятно, что такие дорогостоящие фундаментальные исследования, как там, мы не в состоянии организовать и провести. Но если сравнить уровень публикаций наших ученых клиницистов с работами зарубежных коллег, то они сопоставимы. «Головы» примерно одинаковы.

— Часто ли вы бываете довольны собой?

— Нечасто. Для меня не это главное. У человека всегда должно быть дело, которое ему надо успеть выполнить. Я, например, занимаюсь проблемой ранней диагностики сосудистой патологии. 

В современной науке можно чего-то добиться, только объединив усилия. Поэтому сотрудничаю с клиницистами, физиками БГУ, Академии наук и Люблинского политехнического университета. Тонкими физическими методами мы пытаемся выявлять те доклинические изменения сосудистой системы, которые возникают в молодом возрасте, а спустя годы проявляются недугом. Если научиться рано определять эту скрытую патологию, то можно вовремя начинать профилактику и тем самым избегать серьезных проблем. 

Золотое правило механики

— Есть ли вопросы, на которые вы пока не нашли ответов?

— Признаюсь, многое не понимаю. Преподаю физиологию, рассказываю, как функционируют сердце и мозг. Но как объяснить их совершенство? Для меня это загадка.

— Ответьте как физиолог: много работать вредно?

— Перегрузки не проходят бесследно. Золотое правило механики (а оно гласит: во сколько раз выигрываем в силе, во столько проигрываем в расстоянии) действует и в жизни. Если недоработал в юности, придется наверстывать в зрелом возрасте. И наоборот. Распределять нагрузку надо стараться всегда равномерно.

— В чем заключается ваша забота о здоровье?

— Даже когда располагал служебной машиной, часть пути, как правило, шел пешком. Стараюсь и сегодня больше ходить. Не курю, не переедаю, не злоупотребляю спиртным. Летом с удовольствием вожусь на даче. Однажды в Германии мой коллега, физиолог, представил меня аудитории так: «Это профессор Кубарко, который своими руками смастерил электрокосилку».

— Помимо способностей, трудолюбия, в жизни есть еще везение. В чем, считаете, вам повезло?

— Повезло родиться в трудолюбивой, порядочной семье. Встретить чудесных наставников. Очень повезло с женой Надеждой Петровной и дочерью Юлей. Теперь вот надеюсь, что и внуки не подведут, — вырастут настоящими людьми.

Кубарко Алексей Иванович

С 1969 по 1972 гг. — аспирант кафедры медицинской физики МГМИ.

В 1972 г. защитил кандидатскую диссертацию.

1972–1973 гг. — старший научный сотрудник ЦНИЛ, 1973–1984 гг. — ассистент, старший преподаватель, доцент кафедры нормальной физиологии МГМИ.

В 1984 г. защитил докторскую диссертацию, cтал заведовать кафедрой нормальной физиологии и одновременно исполнять обязанности проректора института по научной работе, с 1986 по 1997 гг. — ректор МГМИ.

Автор 6 монографий, более 300 статей, 8 свидетельств на изобретения, соавтор 5 учебников для студентов по физиологии, изданных в России, редактор и соавтор учебника «Физиология человека», выпущенного в Беларуси, многих учебно-методических пособий. Под его руководством выполнены 2 докторские и 8 кандидатских диссертаций.

Алексей Иванович избирался вице-президентом Ассоциации медвузов СССР, членом постоянного комитета Евробюро ВОЗ, членом Совета ректоров медицинских вузов СССР, заместителем председателя Совета ректоров вузов Минска, членом правления Научного общества физиологов РБ.

Ольга Поклонская
Фото: Аркадий Николаев
Медицинский вестник №28, 11 июля 2013