Академик Александр Сукало: «Педиатров лучше всего “тестируют” на профпригодность дети» 

Фото автора. 
Фото автора

У главного внештатного детского нефролога страны Александра Сукало есть личный кабинет в Национальной академии наук Беларуси. Высокий статус обязывает: пятый год медик-академик является заместителем председателя президиума академии и занимается организацией деятельности многопрофильного сообщества белорусских ученых. Заходишь в просторные апартаменты — и закрадывается сомнение, этого ли человека 12-летний паренек из белорусской глубинки по-свойски называл братаном? Впрочем, открытость, общительность и чувство юмора, на которые так чутко отзываются маленькие пациенты, профессор Сукало не прячет за регалиями. 

Чем известен

ИЗУЧИЛ влияние воздействия радиации на почки детей после Чернобыльской аварии, механизмы развития гломерулонефрита.

РАЗРАБОТАЛ методы оптимизации терапии при острой и хронической недостаточности, алгоритмы профилактики, обследования и лечения детей с избыточной массой тела.

ВНЕДРИЛ методики гемо- и перитонеального диализа при ОПН и ХПН у детей, что позволило снизить смертность от ОПН с 35% до 1–1,5%.

ПОДГОТОВИЛ 23 кандидата и 4 докторов наук. Автор около 600 научных работ.

Академик НАН Беларуси (2014), член-корреспондент (2009). Заслуженный деятель науки, отличник здравоохранения СССР, отличник здравоохранения Республики Беларусь, обладатель медали «За трудовые заслуги», ордена Почета, орденов православной церкви — святителя Кирилла Туровского II степени и Евфросиньи Полоцкой.

Связь с клинической практикой Александр Васильевич держит по сей день, хотя при его административной загруженности это очень сложно. Три раза в неделю профессор посещает 2-ю ГДКБ Минска, где находится клиническая база 1-й кафедры детских болезней БГМУ: консультирует самых тяжелых больных. По-прежнему возглавляет Республиканский центр детской нефрологии и заместительной почечной терапии, который уже 20 лет является площадкой для внедрения передовых научных разработок.
 
Наши разработки не будут пылиться на полках


— Должно быть, вы, Александр Васильевич, целиком удовлетворены своей карьерой врача и исследователя… 

— Думаете, академическое звание — как вымпел на финишной прямой: получил и почивай на лаврах? Отнюдь. Это входные ворота в новый этап, своего рода аванс. 

Признаю, административные функции съедают массу времени, на учеников и пациентов его остается меньше. Но есть большой плюс: должность позволяет быть в курсе того, чем живет вся наука страны. И благодаря интеграции исследователей-медиков в сообщество ученых других отраслей легче находить перспективные направления, актуальные темы диссертаций. 

Институты, входящие в состав НАН Беларуси, занимаются фундаментальными исследованиями в смежных с медициной сферах (физиология, цитология, генетика, биоорганическая химия). На их базе и в тесном сотрудничестве мы реализуем научные проекты и программы прикладного характера, создаем методики диагностики и лечения.

За последние несколько лет выполнили 6 совместных проектов. Один из ярких примеров — сотрудница возглавляемой мной 1-й кафедры детских болезней БГМУ Анжелика Солнцева защитила докторскую диссертацию по проблеме детского ожирения, работая в рамках научного проекта с Институтом генетики и цитологии НАН Беларуси. Исследование признано лучшим по итогам 2015 года! 

У нас маленькая страна, сам Бог велел сотрудничать с другими учеными.

— Прислушиваются ли к мнению академиков-медиков руководители отрасли? 

— Мне лично в этом плане, считаю, повезло: еще до того, как попал в большую науку, находил понимание у представителей власти.+

— Обладаете умением выстраивать отношения? 

— Дело не в отношениях, а в веском обосновании своих предложений. Была, к примеру, 10 лет назад проблема высокой смертности детей до 5 лет от гемолитико-уремического синдрома — мы теряли чуть ли не каждого второго больного. 

Посоветовались со специалистами Минздрава, разработали комплекс мер и, получив добро и финансирование, стали исправлять ситуацию. Смертность упала до 1%. Одна из принятых мер — пациентов из районов стали доставлять сразу к нам, минуя область, для перитонеального диализа (гемодиализ при этой патологии проводить довольно сложно из-за риска кровотечения).

Позвоночник у современного подростка, как у старика

Вы как-то сказали, что в педиатрию пошли, потому что дети быстрее выздоравливают. Сейчас, когда за плечами колоссальный врачебный и научный опыт, подтверждаете, что маленькие пациенты действительно скорее поправляются? 

— Конечно. В растущем организме активнее обмен веществ, а значит, интенсивнее процессы обновления и восстановления. Я считаю, что если в юном возрасте правильно заниматься профилактикой, можно всю жизнь вообще не болеть. По моим личным наблюдениям скорее поправляются жизнерадостные, увлеченные дети. 

— Бабушки сетуют, что нынешние малыши болезненные, не то что лет 30 назад. А может, это диагностика стала более совершенной? 

— Дети действительно более слабые, и на усердие в диагностике тут всего не спишешь. Одна из причин — мышцы стали нагружать меньше, а мозг больше.

Посмотрите: уже с 3–4 лет у детей в руках электронные игрушки и планшеты. Еще 20 лет назад мы с японскими коллегами опубликовали в американском журнале статью «Семейная компьютерная болезнь». Сам наблюдал, как японцы сидят всем семейством на полу, на коленях у каждого — ноутбуки. Знаете, в каком возрасте там выявляют остеохондроз? В 15–20 лет! А ведь этот недуг в докомпьютерную эру считали признаком старения организма! Неизбежное следствие гиподинамии и проблем с позвоночником — нарушение кровоснабжения мозга, проблемы со зрением, осанкой, функциональные сбои в работе внутренних органов. 

Думаете, мы намного отстали от Японии?

— По утверждению ВОЗ, здоровье человека на 20% зависит от условий окружающей среды. 

— У детей как минимум на 50%! Их состояние гораздо больше зависит от того, в каких условиях они растут, как их воспитывают. Правильно организовав быт и питание, обеспечив двигательную активность у подрастающего поколения, можно предупредить самые сложные заболевания. 

В свое время вы доказали исследованиями разрушительное воздействие радиации на почки белорусских детей. Утратила ли тема актуальность спустя 30 лет после Чернобыльской аварии? 

— Период полураспада цезия-137 — 30 лет, поэтому о том, что все уже хорошо, говорить не приходится. 

Чем больше ядов, вредных элементов поступает в организм с пищей, воздухом, тем больше надо потрудиться почкам, чтобы всю эту гадость вывести. Неслучайно организм снабжает их кровью в 10 раз больше, чем сердце, и в 100 раз больше, чем мозг! 

При изначально здоровых почках влияние радиации может быть и не столь заметным. Если есть нарушение, развитие патологического процесса усугубится. Несмотря на то что в стране немало сделано для предупреждения попадания радионуклидов в организм, полностью исключить влияние этого фактора нельзя.

Мочевые инфекции детей зависят... от мировоззрения родителей

Какая патология почек у белорусских детей самая распространенная? 

— Инфекции мочевых путей. Одна из причин — нарушения тока мочи, связанные не только с анатомическими дефектами, но и с погрешностями воспитания. Многие дети не опорожняют мочевой пузырь сразу после позыва: терпят на уроках, на улице и дома — и это входит в привычку. В результате происходит застой мочи, обратный ее заброс, что создает благоприятные условия для развития инфекции. Способствуют инфицированию мочевых путей и запоры, особенно у девочек.

— То есть мамам и папам надо тщательно следить, как часто малыш посещает туалет? 

— Обязательно! Наш народ приучен контролировать, что и сколько ребенок кушает, и почти не обращать внимание на то, когда и сколько раз он ходит в туалет.  

Как-то привезли двухлетнего ребенка, раздутого от отеков словно подушка. Вместо 15 кг он весил 20 — из-за невыведенной жидкости. За один день столько не соберешь — как минимум несколько суток не писал. А мама в ответ на мой вопрос рапортует: «На горшок ходит нормально!»  

Логика многих родителей такая: часто просится в туалет — плохо, редко — хорошо. Распространенное и опасное заблуждение.

Быстро ли лечится «синдром камеры» у педиатра?

— Вы вели программу «Здоровье» на одном из телеканалов. Как вам в роли журналиста? 

— Сразу вспоминается строка Маяковского: «Поэзия — та же добыча радия». Но, конечно, если совсем было бы не по душе, то целых 7 лет не мучился бы.

Передача помогла мне донести до родителей пациентов то, что вызревало многие годы. Сложность заключалась в том, что надо было «переводить» свои мысли с врачебно-научного языка на доступный массовому зрителю. Поэтому, не скрою, готовился, как школьник, к каждой передаче, а также помогал участникам и гостям программы. 

Сделал для себя неожиданное открытие: многие коммуникабельные, раскрепощенные люди, увидев камеру или микрофон, впадают в ступор и не могут произнести ни слова.

— Сами-то «синдром камеры» быстро побороли? 

— Понадобился всего месяц. 

— Словесные ляпы в эфире были? 

— Не без шероховатостей, конечно. Но пятку макушкой не называл!

Малыш родился с почками, не способными работать...

Благодаря вашим, Александр Васильевич, стараниям детям с хронической недостаточностью функции почек стали доступны высокотехнологичные методы очистки организма от токсинов — гемодиализ, а позже и перитонеальный диализ. Многим это позволило не только продлить жизнь, но и дождаться трансплантации. Кто из пациентов вам запомнился? 

— Был один уникальный случай. В 5-м столичном роддоме родился ребенок и посинел. Стали выяснять, что с ним. Малыш не мочился. В первые сутки после появления на свет это может быть нормой. Но он и на четвертые оставался сухим, хотя писаться должен каждый час! 

Забрали пациента к себе в центр, поставили для очистки крови от токсинов перитонеальный катетер. Подозревали острую почечную недостаточность, но чем вызвана — непонятно. Сбивало с толку то, что на УЗИ в почках фиксировался кровоток. 

Биопсия почки, которую провели на девятые сутки, поначалу ничего не показала. Мы от морфологов не отставали: ищите! В конце концов в почках обнаружили врожденную аномалию — агенезию (отсутствие) проксимальных канальцев. Моча у малыша вообще не образуется, вся жидкость остается в организме.

Патология крайне редкая! На тот момент (был 2008 год) наш пациент оказался третьим в мире, кому такой диагноз поставили при жизни. 

И представьте, нам удалось его вытянуть! До 5 лет он находился на перитонеальном диализе, а потом выполнили пересадку почки. Донором стал отец. Сейчас мальчику почти 9 лет, ходит в школу.

— Трансплантацию нельзя было выполнить раньше? 

— Сосуды у ребенка первого года жизни такие крохотные, что туда и иглу-то сложно вставить. А размеры сосудов донора, даже если ему всего 10 лет, в разы крупнее. Как их при пересадке соединить? 

— Говорят, что перитонеальный диализ уступает по эффективности гемодиализу. 

— Но это практически единственная альтернатива очистки крови детям до 5 лет с тяжелой патологией почек, у которых вены и артерии имеют крохотные размеры, из-за чего возникает проблема доступа к ним при гемодиализе. Представьте себе: венку у новорожденного и увидеть-то сложно, а нужно не только войти в нее иглой, но и обеспечить, чтобы кровь равномерно забиралась оттуда и возвращалась. Кроме того, плановый гемодиализ проходит 3 раза в неделю по 4 часа, что дает повышенную нагрузку на сердце. 

 

Фото автора.
Фото автора 

Тяжкий крест отличника 

Вы, Александр Васильевич,  отличник до мозга костей. Экстерном сдали экзамены по общеобразовательным предметам, едва начав учиться в медучилище. В мединституте получали именную стипендию. Психологи говорят, что такие люди стремятся делать все и всегда исключительно хорошо, поэтому нередко излишне требовательны к себе и другим. 

— Да, я перфекционист. До сих пор страдаю, если что-то удается не так, как хочется. Стараюсь эмоции не выплескивать, но грызу себя долго. 

— Неужели никогда не ошибались в диагностике или лечении? 

— Сказать, что такого не было, значит соврать. Неоднократно пытался оценить свои клинические выводы и назначения постфактум. Как любой исследователь, вел архив, который передал ученикам. Вроде как грубых просчетов не было, но с изменением методов и подходов видел, что кое-что сегодня сделал бы по-другому. 

Был случай, когда мы только начали заниматься иммунотерапией, у одного пациента возникло заболевание крови. Не исключено, что именно назначение иммунных препаратов это спровоцировало. Но, возможно, причины были совсем иные. Для развития такого недуга должно сойтись много факторов.

— А приходилось ли нарушать установленные в клинической практике правила или инструкции? 

— (Задумывается. — Прим. автора.) Один раз за более чем 40 лет врачебной деятельности. Это был душевный порыв. Как-то в пятницу, уходя из клиники, решил на всякий пожарный осмотреть мальчишку с системной красной волчанкой. Эту патологию лечат кортикостероидами. Вижу — пацан белый как бумага. Срочно посылаю на фиброгастроскопию. На фоне интенсивной гормональной терапии нередко развиваются острые язвы желудка. Точно! Две язвы, расположенные друг напротив друга, к тому же кровоточащие. 

В таких случаях лучшее средство для остановки кровотечения — переливание свежей крови. У меня с мальчишкой одна группа. По правилам перед процедурой надо пройти тестирование крови (на ВИЧ, сифилис, гепатиты). Но на носу выходные, откладывать процедуру рискованно, и я точно знаю, что инфекций у меня нет. Если использовать заготовленную кровь, в которой есть консерванты, то на эффект сложно рассчитывать. Поэтому начинаем переливание… Потом анализы, конечно, сдал — тесты отрицательные, но за нарушение инструкции получил по шапке. 

Мальчик поправился? 

— Да. После этого называл меня братаном. 

Пять выдающихся докторов или один постоянный?

— Ваш учитель — известный белорусский педиатр Иван Усов. Есть ли совет, которым вы сами пользовались всегда и который до сих пор не устарел? 

— Главной моей заповедью стали слова Ивана Нестеровича: «Врачебное мастерство состоит не в том, чтобы назначить таблетку, а в том, чтобы ее не назначить». Этот человек советов в лоб не давал, учил ненавязчиво, по ситуации. Как-то меня, еще студента, взял с собой на обход больных. Пришли в палату. Учитель поздоровался с ребятами, потоптался минуты две — и на выход. Затем приходим еще раз — то же самое. В третий раз я не выдержал: «Зачем туда без дела ходите?» В ответ услышал: «А я к пациентам принюхиваюсь». 

Я сам потом всегда так делал и своим ученикам рекомендую — надо давать возможность больным детям привыкнуть к доктору.

— Неужели это так важно? 

— Появление чужого человека (а им является даже самый общительный и доброжелательный врач!) для больного ребенка — сильный стресс. Надо помочь ему почувствовать себя в своей тарелке. Правда, во время консультаций этому нередко препятствуют… родители. Резко одергивают ребенка: сядь, молчи, никуда не лезь. В таких случаях я предлагаю им побеседовать со мной, а малышу — «погулять» по кабинету, посмотреть игрушки. А когда он освоится, взрослых прошу помолчать, а сам общаюсь с ребенком. 

Если соблюдать такую последовательность — и анамнез будет полнее, и больше шансов на успех диагностики.

— Но для участкового терапевта столько времени потратить на общение — роскошь. 

— К сожалению. Главное — надо стараться, чтобы у ребенка был один доктор, пусть и не самый выдающийся! Иногда смотришь, сколько врачей проконсультировало малыша, и приходишь в ужас. Родителям говорю, может, и грубовато, но метко: «Если у жигулей один водитель — автомобиль как минимум десять лет прослужит. А если отдать его в таксопарк трем разным водителям — через два года от машины рожки да ножки останутся». 

— Допустим, нет эффекта от лечения… 

— Нередко отсутствие эффекта — плод воображения и результат необоснованных страхов современных мам, недостатка знаний, как функционирует детский организм. Родительницы сильно переживают и, как правило, хотят, чтобы сын или дочь съели таблетку и на два года набрались здоровья. Но так не бывает! Многие ли мамы, как вы думаете, знают, что клиническая ремиссия и биологическое выздоровление — разные вещи? 

— Предполагаю, что немногие. 

— Возьмем воспаление легких. Пролечили малыша в стационаре. Вначале внутривенно вводили антибиотик, затем перорально. Спустя 10–12 дней нормализовалась температура, исчезли хрипы. Рентгенологическая картина стала лучше, анализы крови тоже. Ребенка выписали. Он здоров? Нет! Он вышел в клиническую ремиссию. А для того, чтобы его пострадавшее легкое стало функционировать так, как до болезни, надо минимум 2–3 месяца. 

Родители тревожатся: вяленький какой-то… И тянут малыша к другому доктору на консультацию! 

— Еще и вывод делают: плохие врачи и плохая медицина. 

— Да наша медицина одна из лучших в мире! Я вам говорю как специалист, который много ездил по детским клиникам США, Германии, Японии. Во многих странах с передовым здравоохранением ребенка начинают наблюдать еще до того, как он родится, то есть внутриутробно, потом ставят на учет, но нигде в мире нет такого понятия, как патронаж новорожденного, а в Беларуси это само собой разумеющееся! 

Наша сильная сторона — доступность высокотехнологичной помощи. Внедрение диализа и пересадки почки позволяет сохранить сотни детских жизней. У меня наберется с десяток пациентов, которые уже успели собственных детей родить после пересадки! А стоимость только диализа для одного больного в год — около 20 тысяч долларов США. Вот вам и «плохая медицина»…

— А очереди на Западе есть?  

— Очереди есть везде, где система здравоохранения государственная. Но что интересно — отношение в разных странах к этому явлению неодинаковое! Я был поражен, когда увидел в японских клиниках родителей с детьми, спокойно ожидающих в коридоре. Никто не возмущается, а тем более не скандалит! Получив консультацию, мамы выходят из кабинета доктора в полупоклоне. Верхом неуважения считается повернуться к врачу спиной. Менталитет! 

Во главе коллектива педиатров должен быть мужчина  

— Вы воспитали несколько поколений педиатров — на что в первую очередь следует их проверять? 

— На умение общаться с детьми. Мой фирменный тест — прошу поиграть с пациентом. Бывает, студент медвуза с виду интеллигентен, вежлив, а как приходится общаться с малышом — цепенеет. Другой же с виду угрюм, а с ребенком в два счета общий язык находит. 

Детей (особенно если им от 4 до 8 лет) обмануть невозможно. Они остро чувствуют настрой взрослого, его энергетику. Если ребенок с врачом играет, значит, он безоговорочно принял его в свою команду. И тогда можно рассчитывать на доверие малыша и его мамы.

— Почему в педиатрии мало представителей сильного пола? 

— Все же идеальный педиатр — женщина. Она по своей природе — мать, а значит, добрее и мягче. Тем не менее во главе детского медучреждения или его подразделения должен быть мужчина! 

— Может, вы полагаете, что и медицинская наука — сугубо мужское дело? 

— Не могу этого утверждать. В составе отделения медицинских наук НАН Беларуси два педиатра: я и член-корреспондент, директор РНПЦ детской онкологии и иммунологии Ольга Алейникова. Так что гендерное равенство детских врачей в науке соблюдено. 

Но согласитесь, что мужчина может себе позволить полностью сосредоточиться на науке. А женщине надо еще домашний очаг поддерживать, ведь она жена, мать и хозяйка. Посвятить себя целиком исследовательской деятельности представительница прекрасного пола сможет только тогда, когда добьется, чтобы мужчина заменил ее на кухне.

Отец-герой

— Есть ли в вашей профессиональной биографии что-то, о чем сожалеете? 

— Сожалел, что не стал хирургом. В то время, когда надо было определяться со специализацией, использовали для обработки рук хозяйственное мыло, а у меня на него развился контактный дерматит. Сейчас уже не сожалею.

Трое ваших детей — Александр, Елена и Светлана — трудятся в системе здравоохранения, младший Иван — студент-медик! Вы перевыполнили план по профессиональной преемственности! Неужели настаивали, чтобы дети поступали в медвуз? 

— Я советовал, но не навязывал. Они росли в медицинской семье, и у них сложилось объективное представление, чем является эта работа. Убежден, что в случае с выбором профессии не ребенку надо прислушиваться к родителям, а родители должны слушать детей. 

Не можешь — не обещай  

— Что для вас самое главное в жизни? 

— Когда был молод, больше всего ценил дружбу. Стремился получить от жизни максимум удовольствия. Теперь считаю, что важнее всего оставаться самим собой в любой ситуации, не носить масок, не притворяться и при этом чувствовать, что тебя понимают. 

Самые лучшие человеческие качества — честность и исполнительность. Сказал — сделал. Не можешь — не обещай. Сам этому принципу следую и от других требую.

— А если не выполняют? 

— Вычеркиваю таких людей из своей жизни. В деле лечения детей, особенно с тяжелой патологией, на них рассчитывать нельзя. Пустословие обходится слишком дорого.

— Вы Рыба по гороскопу. Предпочитаете плыть по течению? 

— Пока плыл только против течения. А дальше посмотрим. (Смеется. — Прим. автора.) Большую поддержку мне оказали мои учителя-педиатры Иван Усов и Зинаида Станкевич.

— Позволяли ли вы себе когда-нибудь заплакать? 

— Конечно. Когда потерял мать. Мне было 28 лет. Слезы — обычное проявление эмоциональной реакции. На это и женщина, и мужчина имеют право.

— Даже на работе? 

— Да вы что! В больнице надо зубы сжать и вперед! Если педиатры станут опускать руки — дети будут умирать. Хотя несостоятельность в профессии — самый веский повод для рыданий!

— Какое самое счастливое событие в жизни? 

— Если мерилом счастья считать чувство радости, которое сопровождало какое-то событие, то для меня это окончание мединститута и получение диплома. На первый взгляд рядовая дата, но эмоции были очень яркие, незабываемые.  

— Самое комфортное место на земле? 

— Моя дача. 

— Говорят, что вы — душа компании: знаете много анекдотов и умеете их так рассказывать, что все надрывают животы, красиво поете. Какая ваша любимая песня?

— «Мой плот» Юрия Лозы. Иногда кажется, что она про меня.

Из уст учеников

Александра Сукало коллеги называют ходячей рекламой специальности. В детское врачевание ему удалось привлечь многих. В основном будущих учеников выбирает сам и за достойных готов бороться. 

Сергей Байко, доцент 1-й кафедры детских болезней БГМУ, кандидат мед. наук:

— Оканчивая лечебно-профилактический факультет, я не планировал становиться педиатром. Но сдавал Александру Васильевичу экзамен. Он мне за ответ поставил пять с плюсом и сказал: «Очень хочу видеть вас в клинической ординатуре. Если согласитесь, сделаю все для того, чтобы вы остались на кафедре».

Александр Васильевич — настоящий стратег. Как игрок в шахматы, предвидит на два хода вперед и знает, что надо сделать для развития детской нефрологии. Все это легко проследить по истории Республиканского центра детской нефрологии и заместительной почечной терапии. Благодаря профессору он стал ведущим лечучреждением на постсоветском пространстве и одним из лучших в Европе. 

У Александра Васильевича очень красивый почерк. На мой взгляд, это признак талантливых людей с собственным авторским стилем. Обладая огромными знаниями, профессор умеет рассказывать живо, просто и интересно. Экспериментатор, не боится сложностей, не ходит проторенными тропами, полагается на развитое профессиональное чутье. Ну, а еще он мудрый человек.  

Инна Козыро, доцент 1-й кафедры детских болезней БГМУ, кандидат мед. наук:

— Я была студенткой лечпрофа МГМИ, когда моя однокурсница, которая работала процедурной сестрой в реанимации 2-й ГДКБ, сказала: «Представляешь, у нас есть один такой классный профессор! Работает с утра и до ночи. Занимается и наукой, и практикой. Юморной, общительный. Вот бы тебе попасть к нему учиться!» Я тогда была на распутье — идти в терапию или педиатрию. Встреча с Александром Васильевичем определила все. Он мне заявил: «Какие тут могут быть сомнения! Что может быть лучше работы с маленькими детьми! Вы работаете с человечком, которому достаточно чуть-чуть помочь, а он вам такую отдачу выдаст — и выражением лица, и самочувствием, и доброй памятью!» Эти слова я запомнила на всю жизнь.

Елена Клещенок
Фото автора
Медицинский вестник, 17, 24 апреля 2017